ЛЕВИ БЕТТЕЛЬХАЙМ | LEVI BETTELHEIM
контрабандист поневоле

Timothee Chalamet

26 | младший механик | Астероидный пояс, сепаратисты

О ПЕРСОНАЖЕ

История жизни Леви началась с печального осознания: он не нужен собственному отцу. И нет, дело было совсем не в том, что занятый родитель уделял ему мало времени, что детский мозг способен счесть за предательство. Отца в его жизни банально не существовало за пределами ежемесячно отчисляемых матери алиментов: они с матерью Леви были коллегами, но, стоило служебному роману дойти до стадии, где все взрослые люди решают остепениться и завести детей, отец в последний момент пошел на попятный, и Шифра Беттельхайм решила растить ребенка в одиночку. Это были сложные, но довольно счастливые годы: Леви рос под непостоянным из-за объема работы, но безмерно любящим взором матери,  и не считал обязательным присутствие отца в своей жизни — в маленькой кудрявой голове в принципе отсутствовала концепция отца. О нем и том, что он у многих детей, вообще-то, имеется, Леви узнал значительно позже.

Все было хорошо ровно до того момента, как на производстве произошел несчастный случай. Мать Леви и еще несколько лаборантов пострадали из-за неисправного, но, тем не менее, введенного в эксплуатацию оборудования. Ситуацию корпорация замяла быстро и в свою пользу: уволила пострадавших, запугав до такой степени, что все как один отказались общаться с сомневающимися независимыми блоггерами, проводившими свои расследования, и при помощи улыбок, связей и определенной суммы, положенной определенным людям в карман, заставили журналистов говорить то, что им необходимо: что ничего не произошло вовсе, а нелепые слухи были созданы конкурентами, чтобы опорочить честное имя корпорации. Шифра, как одна из тех, кто работал непосредственно ближе всего к очагу небольшого взрыва, пострадала сильно — о возвращении к работе в области образования не могло быть и речи, никто не захотел бы иметь дела с однорукой полуслепой изуродованной женщиной, да еще и с подростком.

Им пришлось туго — мать смогла найти кое-какую работу, почти унизительную для человека, защитившего докторскую, но не требовавшую от нее полного зрения, красивого лица и обеих работоспособных конечностей. На эти средства они едва выживали — Леви пытался помогать по дому, ухаживать за устающей матерью и одновременно с тем учиться хотя бы чему-то, что в него упорно пытались впихнуть в школе. Получалось плохо — он уставал, гуманитарные науки не давались ему вовсе, а для технических не хватало усидчивости.

О высшем образовании не было и речи — Леви, уже почти окончивший школу, твердо решил, что не позволит больной матери добивать и без того хлипкое здоровье на тяжелых подработках. Грузчиков и мальчиков на побегушках в портах всегда не хватало — и он с радостью записался. Документов у него даже не спросили — выдали форму и указали, что и где от него требуется. Получал он не очень много, но к выпускному смог скопить достаточно, чтобы позволить самый простой протез для матери. Мать была не то чтобы в восторге, но он приносил домой еду и оплачивал счета, а у нее появилось время, чтобы как следует выспаться и попытаться разузнать о возможности восстановить зрение хотя бы частично, так что прямо запрещать сыну работать она не стала.

Примерно год он работал за минимальную оплату, изредка получая что-то сверху, пока в один день его не приметил ремонтник с одного из кораблей — Леви от скуки копался в схемах и проводах, выкинутых в мусор, когда к нему подошел невысокий широкоплечий мужчина. Он представился Виктором и, в отличие от других людей, с которыми Леви до этого имел дело, не пытался сразу же заставить его что-то делать. Сначала это показалось ему странным, но когда тот начал просто разговаривать с ним, Леви понял, что это было началом… чего-то.

Предчувствие его не обмануло: с Виктором и еще парой человек из команды корабля у Леви завязались дружеские отношения, и спустя две недели, когда им уже надо было улетать обратно, Виктор предложил ему место подмастерья: как оказалось, он уговорил капитана, а тот против еще одного члена экипажа не возражал — особенно после ухода младшего механика. Он с горем пополам убедил мать, что с ним ничего не случится, подписал с капитаном необходимые бумаги и впервые в своей жизни отправился куда-то дальше родного города.

Три года все было спокойно, Леви, ставший полноправным членом команды, чувствовал себя как дома и считал, что жизнь хотя бы немного наладилась: он отсылал матери заработанные деньги, неизменно бежал домой, стоило им вернуться в родной порт, и всячески поддерживал ее на пути к восстановлению и в желании связаться с сомневающимися в правдивости произошедшей с ней истории и белопушистости корпорации в принципе (а таковые и были тогда, и оставались сейчас). Пока в один из дней капитан не огорошил их новостью: их грузовой борт, вместе с парочкой других команд, попал под сокращение. Капитану удалось уговорить начальство оставить им корабль и работу, но теперь за работу они бы получали в половину меньше, чем раньше. Капитан честно признался, что не может позволить своим людям голодать, а потому впервые за десять лет на этом посту согласился на провоз контрабанды — это означало большие деньги и, при некоторых отчислениях определенным людям, полную безопасность корабля и людей на нем. Несогласных с таким положением дел капитан обещал отпустить с полным заработком за последний рейс, выплаченным из собственного кармана. Но несогласных не нашлось.

Им пришлось проложить и изучить новые маршруты, в отсеке механиков теперь находился тайник с особо важными ящиками, а Леви отсылал домой денег гораздо больше, чем раньше. Это было неплохо — но постепенно в нем, уставшем от постоянной работы, несправедливости по отношению к матери и его коллегам, просыпалось недовольство. Оно нашло выход в один из дней, когда состоялся их первый полет на Марс с крупной партией контрабанды и правительственными грузами: несколько членов экипажа в порту обсуждали положение планеты, и когда присоединившийся к ним Виктор упомянул движение за освобождение Марса, Леви все понял.

Роковым днем, когда капитан собрал их всех перед кораблем и объявил, что это будет их рейс в один конец — на Астероидный пояс, где он планирует за огромные деньги продать оборудование для терраформирования тамошним заинтересованным лицам, Леви уже знал, как ответит на вопрос, хочет ли он все еще продолжать работать на этом корабле. Некоторые отказались — кража оборудования означала преступление против одной из крупнейших корпораций в системе, и мало кто хотел становиться общеизвестным преступником. Леви был готов — вместе с Виктором и оставшимися членами экипажа они отправились на Астероидный пояс, и единственное, о чем Леви правда жалел, так это о том, что перед отлетом не успел обнять мать.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ

Поскольку с образованием не срослось, академических знаний у Леви не очень много, а если таковые и имеются (например, в области физики и механики), то это можно считать заслугой исключительно самообразования (и отеческих подзатыльников от Виктора). Гордится тем, что может поднять без слишком громкого кряхтения до 50 килограмм веса.
Благодаря матери имеет минимальные познания в идише: умеет читать и считать до тысячи, но вести полноценный диалог на нем неспособен.

СВЕДЕНИЯ ОБ ИГРОКЕ

1. +/- пост в неделю, могу некритично пропасть, обо всех накладках-шоколадках предупрежу
хотелось бы состыковаться с сепаратистами и поиграть революционерщину х) ну и в целом с поясом поближе познакомиться
2. телеграм: @Vlad_Chatsky
3. вернуть маме на ручки

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Свернутый текст

— График не был бы таким плотным, если бы не квартал. Впрочем, полагаю, у вас схожие проблемы, — он хмыкнул тихо, оглянулся на сцену. Музыка, безусловно, прекрасная часть общественных мероприятий, но явно не сейчас: Морн почти физически почувствовал, как у него завибрировал мозг. День на работе был тяжелым, и сейчас он бы предпочел немного тишины, максимум — приглушенных звуков.

У стены он заметил вполне милый угловой диванчик, оглянулся снова на сцену, и махнул рукой в нужном направлении, приглашая директора пройти с ним:

— Видеоряд с рептилиями? Теперь я точно жалею, что опоздал, — он рассмеялся, невольно качнул головой, тряхнув волосами. — Но послушать про черепах мне было бы правда интересно. Вы не против, если я займу немного вашего времени? В пределах разумного, конечно.

Вежливая улыбка. С такой он обычно добивается чужого расположения, но в этом случае она скорее извиняющаяся. Работа хорошо научила его ценить даже минуту чужого времени. Он прошел вперед, принял попутно чье-то приветствие — он даже толком не успел понять, чье — и приземлился на нужный диванчик так, будто кто-то еще мог его увести.

Морн отпил из бокала и поставил его на столик, посмотрел на собеседника. Рианэн выглядел... не сказать, чтобы раздраженным, но явно уставшим.

— Быть может, я могу принести вам что-то поесть? И выпить. Вы выглядите так, будто вам надо выпить, — он хмыкнул тихо, после махнул рукой, обозначая шутливый тон, и склонил голову набок, откидываясь на спинку диванчика.

Он сам есть не хотел — сказывались общая усталость от работы и то, что он поел с коллегами, пусть это и было... три часа назад? Больше? Он скорее хотел просто отдохнуть и побыть в приятной компании. А еще, возможно, послушать что-то интересное про заповедник.

Морн и вправду толком никогда там не был. Виртуальные экскурсии не в счет, ровно как и различные презентации, куда его ни раз приглашали. Это все было не то — он хотел бы посмотреть на животных вживую и, возможно, и выбрать кого-то в свои подопечные. Первой его мыслью были черепахи, к коим Морн питал страсть с самого детства. Можно сказать, Рианэн сейчас поможет ему определиться.